17o
Десять лет назад, 11 апреля, перестало биться сердце Натальи Ивановны Булатовой. Дата её смерти совпала с событием, ставшим судьбоносным для многих жителей нашей Родины. Эта дата установлена в память о произошедшем 11 апреля 1945 года интернациональном восстании узников нацистского концентрационного лагеря Бухенвальд в Веймаре, называемого «лагерем смерти».
Наталья Ивановна Булатова находилась в трудовых лагерях Германии с 15 июля 1942 года по октябрь 1945 года. Как же случилось, что юная, тогда ей было всего 16 лет, жительница села Белоногово оказалась в немецком плену?
Начало войны. Евдокия Максимовна и Иван Пудович Козловы до 1939 года жили в Смоленской области, в деревне Вейно. Земля там была неплодородная, лесов и вовсе не было. О богатой природе Зауралья они узнали от Парфёна Кривощёкова из села Белоногово Куртамышского района, участвовавшего на строительстве федеральной трассы «Москва-Минск». И в 1939 году переехали в Белоногово.
В 1941 году в начале июня после окончания занятий в школе их дочь Наташа поехала на каникулы к бабушке Вассе и дедушке Максиму в Ярцево. А в июле Смоленскую область оккупировали. Вот как Наталья Ивановна описывала события тех дней: «…Когда бригадир животноводства ушёл на фронт, меня попросили принять его работу. Отделение «Кузьмино» было недалеко от центра совхоза, всего там содержалось 500 голов дойных коров. Я, как комсомолка, не могла отказаться, да и была уверена в том, что справлюсь с поставленной задачей. 14 июля меня срочно вызвали в контору совхоза, чтобы решить вопрос об эвакуации скота. Мы думали, что началась очередная бомбёжка, а это уже шёл настоящий бой, а 15-го пришли немцы.
Мы прятались в небольших окопчиках, не имея при себе ни воды, ни продуктов. Мы надеялись, что наши потеснят врага и нас скоро освободят. Но, увы, этого не произошло…».
В оккупации. В начале августа прятавшихся в окопах жителей согнали на площадку за скотным двором. А потом отвели в сторону передовой.
Мы оказались в деревне Вейно, где я родилась и мы жили до переезда в Курганскую область. Приютила нас большая семья Никифора Демьяновича Романова. Дедушка тогда уже сильно болел и умер, они нам помогли похоронить его. Мимо деревни вели пленных, многие из них пытались убежать, их расстреливали на месте. Мы помогли скрыться сбежавшему учителю из Красноярска, но он был тяжело ранен, и спасти его не удалось.
Позднее Наташа с бабушкой квартировали у Фёклы Игнатьевны Сухолаповой. Однажды в дом пришёл немец, живший по соседству и начал насмехаться над нашими домами, печками, бытом. Я не вытерпела и по-немецки сказала ему, что вас сюда не приглашали, зачем пришли? На шее у немца висел автомат. Он спросил: «Ты коммунистка, большевик? Я тебя сейчас застрелю!» Все замерли, а я встала к печке и закричала, чтобы стрелял. Он снял автомат, а потом махнул рукой, рассмеялся и сказал: «Ты ещё маленький и глупый щенок!»
Это была зима 1941 года, но немцы уже тогда были очень злые. С тыла им частенько доставалось от партизан, да и зима была холодной. Они забирали тёплые вещи, будили среди ночи, заставляли расчищать дорогу от снега.
По дороге на запад. Запомнилась мне дата 15 июля. Уже стоял готовый к отправке товарный поезд, в котором нас должны были отправить в Германию. В этот момент прибыл ещё один эшелон из Ржева. Людям разрешили выйти и подойти к нашему поезду. Кругом всё было оцеплено. От них мы узнали, что немцы отступили и захватили их с собой. Людям, это были преимущественно старики, женщины, дети, не дали с собой ни воды, ни еды. А нам «добрые» немцы выдали всем по булке хлеба и даже фотографировали перед отправкой. Я весь свой хлеб отдала ехавшим в том поезде людям.
Ехали долго, иногда поезд останавливался, нас выпускали справить нужду. Однажды поезд долго стоял ночью. Дверь нашего вагона открылась, и кто-то спросил Наташу. Я в вагоне одна была с таким именем. Я подошла к двери. Вижу, стоит немец и подаёт мне две булки хлеба и консервы. Я сказала, что мне ничего не надо. А он ответил: «Я видел, как ты отдала свой хлеб. Я уже приехал: в этом городе живут мои мама и сестра. Меня ранили, и я лежал в госпитале в Смоленске. Я очень уважаю ваш народ и против войны».
Однажды ночью немцы загнали всех в баню, заставили раздеться, и вдруг не стало света. Это была воздушная тревога, началась сильная бомбёжка. Пленных закрыли в бане, а сами немцы отсиживались в бункере. А когда утром повели всех в поезд, то увидели, что баня находится посреди множества рельсов, всё кругом искорёжено. Здесь уже всех поделили на группы и повезли по разным городам.
На чужбине. Я оказалась в городе Ойскирхен. Меня забрала немка, потом оказалось, тоже работница. Это был ресторан. На кухне нужно было работать весь день до 12 ночи, а рано утром встать, пока спят хозяева, успеть до восьми прибрать весь дом, постирать бельё.
Но не работа была беда, а то, что я не слышала русского голоса. Я очень тосковала, плакала и просилась в лагерь. Через два месяца на моё место привели девушку из лагеря, а меня отправили туда.
В лагере на цементном заводе работали 30 русских девушек, все они были из Орловской области. Работа была тяжёлой, некоторые начали болеть. Их увезли, сказали, что отправили на Родину, что конечно же было не так. Зимой нас заменили военнопленными мужчинами, а нас отправили в Оберхаузен на деревоперерабатывающий завод.
Разместили в бараках, территория была обнесена колючей проволокой. Приходилось трудно, жили впроголодь, но дружно, относились внимательно друг к другу. А от врагов мы милостей и не ждали. Но самый главный ужас для нас был в том, что мы, свободные люди, стали рабами. Все тосковали по Родине и своим близким.
Иногда пленные устраивали забастовки. Первый раз это случилось, когда принесли еду, есть которую было просто невозможно. Никто не притронулся к пище и не вышел на работу. Охрана лагеря не могла справиться и вызвала полицию. Нас заставили вый-ти на работу. На следующий день еду принесли ещё хуже, к ней опять никто не притронулся и на работу не пошли. Началась потасовка, во время которой Маруся из Ростова, воспитанница детского дома, попала переводчику щебнем в глаз. Её посадили в карцер на три дня. А одного парня увезли, больше мы его не видели.
Мы поняли, что пока лучше потерпеть, ведь уже шёл 1943 год, и мы верили, что наши скоро освободят нас. Открытые забастовки мы перестали устраивать, зато стали саботировать работы: по несколько человек уходили в туалет, отсиживались там, пока охрана не начинала выливать нас напором воды из шланга. Мы возвращались, но на наше место приходили другие.
Вместе с нами работали немцы, которые не признавали фашистский режим. Я познакомилась с немкой. Отца и жениха у неё забрали на фронт, а дома ещё были малолетние брат и сестра. Иногда она отпрашивала меня у лагерного начальства, помочь по хозяйству. Но, приводя домой, работу не давала, а старалась получше накормить, кое-что отдала из своей одежды. А раза два даже переодевала в свою одежду и мы ходили в кино. Если бы об этом узнали, нам обеим не поздоровилось бы. Как и мы, она ненавидела фашизм и войну.
А ещё она приносила мне газеты. Из них я переписывала сводки, которые для немцев были безрадостными, их мы передавали нашим военнопленным, находившимся по соседству. Когда охрана не видела, мы привязывали записку к камню и перебрасывали на их территорию. Однажды они попросили карту местности. Я её достала, передала. Вскоре мы узнали, что семь человек сбежали из лагеря. После тяжёлой работы, хоть уставшие и голодные, мы собирались в круг и рассказывали по очереди прочитанные до войны книги, пели советские песни.
Возвращение. Летом 1944 года, когда уже открылся второй фронт, нас всех собрали и снова куда-то повезли. Так мы оказались в городе Дюрен. Нас отправляли копать окопы неподалёку от передовой.
Было уже холодно, шли дожди, бараки не отапливались, одежда не успевала просохнуть, еды на всех не хватало. Многие умерли здесь от голода и болезней.
Бараки были поделены на комнаты, в нашей комнате жило восемь человек. Из лагеря в Оберхаузене попали только я, Эмилия и Настенька из Орловской области, забыла её фамилию. Когда нас вели на работы, она говорила охраннику, что болит живот и отпрашивалась в туалет. А когда про неё забудут, уходила в город (немцев уже эвакуировали), накопает там картошки, щепок насобирает, к нашему приходу в комнате протопит и картошки наварит. В конце войны мы все растерялись, нас перевозили с места на место. Уже после войны она написала письмо, оказалось, когда их на поезде отправили в нашу сторону, немцы устроили крушение, она была ранена, но выжила, а наши бойцы отбили поезд.
Немцев теснили, но они, отступая, гнали нас с собой. В феврале 1945 года в одном из посёлков мы ночевали в конюшне. Вдруг среди ночи слышим шум. Сказали, что будут кого-то расстреливать. Нас выгнали на улицу. Видим, стоит высокий белобрысый паренёк возле вырытой могилы. На наших глазах его расстреляли. Мы потом уже узнали, что это русские пленные солдаты, немцы заставляли их рыть окопы, а также учили военному делу. Им выдали оружие и заставили идти в оборонительный бой. Этот паренёк взбунтовался. Мы спросили, кто он, откуда. Оказалось, из Смоленской области со станции Кардымово, Ваня Кирпичиков.
А я тогда думала, надо было ему взять оружие, а в бою стрелять в немцев. Скольких мог бы положить! И тогда его смерть не была бы напрасной.
Наталья Ивановна Козлова домой вернулась в октябре 1945 года. Как она рассказывала, освободили их американцы, они бомбили без разбора, и всё лагерное начальство разбежалось кто куда. Бежали и пленные. С ней бежал парень. Рядом разорвался снаряд, и осколок попал ему в голову. От страха Наталья бежала, не разбирая дороги. А потом их постепенно всех собрали, разместили во временных лагерях, разделили по национальностям. Были там и французы, и итальянцы. Все радовались, что война закончилась.
Уже потом кто-то написал на неё анонимку и её вызывали в КГБ в Курган. Делали запросы: действительно ли она была в трудовых лагерях. Это подтвердилось. Ей выдали удостоверение: «Несовершеннолетний узник фашистских лагерей». А ещё она успела получить медаль «Непокорённые».
После войны семья Козловых заложила рядом с домом огромный сад, где росло много разных плодовых деревьев, ягодных кустарников, даже виноград. Ухаживала за садом в основном Наталья. Была она трудолюбивой, всегда успевала на работе, вела хозяйство, садила огороды, заготавливала сено, воспитывала детей, шила, вышивала. В доме было чисто и уютно, занималась и общественной работой. До 1970 года жила в Белоногово, а потом у дочери в Свердловске. В 1992 году переехала в Куртамыш.
По воспоминаниям К. В. Назукиной, дочери Н. И. Булатовой,
подготовила
Наталья Валялкина.
Комментарии