Снег грудится высокими намётами, кое-где, под желтобокими соснами, он вырван затяжными ветрами. И там, под рядом могучих дерев, пожухлая трава обнажена. Так всегда на исходе февральских дней.
Под ногой подламывается толстый наст, разнося под толщей снега треск и хруст, срывается с красноватых ветвей берёзы ворон, парит в высоком и голубом пространстве. Пригрев слаб, но уже отмечен случившийся в природе излом, что выдаётся в просторе запахом влажной древесины, осыпавшимся в стеклянное крошево по пригоркам снегом, гибкими и побуревшими побегами краснотала.
Под толщею льда покоится старый Тобол, крутым изворотом огибает высокий, подточенный зеленоватыми водами берег, густо обсаженный тополями и дичкой. Напротив, где серой рябью на белом просторе выступают заросли осин, высоким барханом дыбится снежная насыпь. Там, под толщею снега, есть жизнь. Там пчёлы.
В середине марта, когда снега, отяжелев от воды, опадут в ложках, источатся на высоких пригорках, с крыш потянется тонкий беловатый пар, и давно оборвавшаяся капель стихнет, по болотистому полю проступят первые желтовато-грязные проталины, зачернеют глубокие лужи, отражая клубы облаков.
Спутник мой, Владимир Анатольевич Меньщиков, не спеша минует широкую лужу, разлившуюся в низине перед зарослью старых коряжистых груш. От низины крутым подъёмом вверх вздымается пригорок, где, уже обсохнув на весеннем пригреве, стоят ульи.
К слову, чтобы не возникло удивления, почему же ульи покоились зимой под снегом, а не в омшанике, нужно сделать отступление. В вопросе зимовки пчёл Владимир Анатольевич придерживается сторонников «спячки» под снегом. И ещё – пчёлы зимой не спят.
Владимир Анатольевич, взъерошив седой волос, наворачивает на макушку фуражку, оглядывает ульи, вынимает из пакета тяжёлые кульки с канди.
- Это пчелиное тесто, - говорит он приглушённо, - из сахарной пудры и мёда. Можно добавлять цветочную пыльцу, лекарства для профилактики. Вообще, разные подкормки есть. Сейчас, в ещё холодное время, сиропом их кормить нельзя. При выпаривании влаги в ульях появится сырость, заведётся плесень.
Без спешки приподняв крышку, Владимир Анатольевич подсовывает ладонь под подушку, оглаживает положок.
- Тепло - верный признак, что семья жива.
Меньщиков, приземистый и широкоплечий, с острым взглядом, человек спокойный, обстоятельный, не требующий спешки. В прошлом – работник органов госбезопасности. Теперь же, выйдя на пенсию, «валандается», как сам он говорит в шутку, с пчёлами.
Здесь стоит сказать, что пчёлы для него – не источник наживы, а только лишь любимое занятие. И здесь есть доля справедливости, потому что пчела, это, как бы грубо ни звучало, не просто скотина, которую завёл и ждёшь результата, это, прежде всего, удивительнейшее из земных созданий, наблюдать за которым – весьма увлекательное дело.
Ульи, теперь очищенные от снега, стоят в группе, плотно прижатые друг к другу боковыми стенками. Уже вылетает на первое солнце пчела, кружит перед приоткрытым летком, усаживается на постеленное сено, замирает, срывается с места и ныряет в глубину тёмного улья. Если прислушаться, то можно приметить, как в природную тишину из маленьких домиков несётся утробный гул пчёл, оживившихся перед предстоящей весной.
Улей, что стоит крайним в группе, подозрительно молчалив. Владимир Анатольевич, сняв крышку, проводит ладонью по холстику.
- Холодно, - спокойно говорит он и раскрывает улей. Пустые улочки (пространства между рамками) глядят чёрной и холодной пустотой. Взяв стамеску, Владимир Анатольевич с треском вынимает тяжёлую (3-4 кг) рамку, в которой блестит смолистой крапиной мёд. Выпотрошив улей, он запускает в его пустую глубину руку. На белой ладони умещается пригоршня мёртвых пчёл.
- Вот, что осталось, – разглядев пчелу на свет, Владимир Анатольевич ссыпает их обратно в улей, накрывает крышкой, плотно закрывает летки. - Бывает такое, - объясняет он, - здоровая семья слетает с места. И причины так и не могут до сих пор выяснить. Кто говорит, что осы одолевают, кто на клеща грешит. Вообще, клещ – очень опасный враг пчелы. Но у меня они чистые, - разглядывая оставшихся пчёл, Меньщиков отыскивал на них этого опасного паразита.
- Я к этому спокойно отношусь, - продолжает Владимир Анатольевич, раскладывая канди в оставшиеся ульи. – Уже бывали такие случаи, когда осенью слетали сильные семьи, да и когда роятся, нет возможности следить за ними, потому как далеко живу. Потеря пчелы – это естественный процесс. Так природой задумано.
Пчёлы совсем оживились, снуют от летка к сену и обратно, садятся на окрашенный в жёлтый цвет приступок, замирают, принимая первое и липнущее к серому пуху тепло. Из приоткрытых ульев доносится мерное гудение, верный признак, что семья здорова, медовый терпкий аромат мешается с запахом напотевшей от влаги земли, набирающей сок берёзовой почки; от села через поле тянется гул мотора, от крыш вздымаются редкие чёрные дымы. Совсем скоро, когда на серых полях чёрными пятнами протянутся холодные лужи, желтоватые гибкие побеги верб окрасятся в зеленоватую марь, загудят пчёлы, обрывая жёлтую пыльцу, понесётся над ещё оголённым простором весенняя песня.
С Владимиром Анатольевичем мне довелось познакомиться пару лет назад, и теперь, каждый раз вспоминая о тех днях, когда с гудением возвращаются к жизни пчёлы, что-то подмывает нутро теплотой и тихой радостью. Если загудела пчела, значит, наступит скоротечная в наших краях, но буйная красками летняя жизнь.
Однажды мне случилось наблюдать, как Владимир Анатольевич, приладив среди высокого сосняка ловушку, оставил её на время. Ловушка представляла собой самый обычный фанерный ящик, в котором перевозят пчелопакеты. Крепко обмотав ловушку бечевой, он примостил её на распадке ветвей, там, где от ствола сосны отходит могучий побег, образуя почти параллельный земле выступ. Ловушка, накрытая пропитанным прополисом положком, была едва приметна среди желтоватой ершистой хвои.
Минуло день и два, и неделя, и вот в вершине сосны, пробиваясь сквозь разлапистые макушки, загудели пчёлы. Рой, уже приняв место за новый дом, благополучно обустроился в тёмном нутре ящика, рабочие пчёлы, освободившись от нектара и пыльцы, выстреливали одна за другой из мелкого летка.
Пересаживать рой нужно поздно вечером, когда схлынет летняя липкая жара, когда осядет по дорогам сухая пыль, и солнце, закатившись красным боком за горизонт, пропустит сквозь тёмный и синий наплыв тонкие полосы. Пчёлы, вернувшись с лугов, мерно загудят в живом клубе.
Срезав жёстко натянутую бечеву, Владимир Анатольевич опустил ящик на ещё неостывшую землю. За плотно прикрытым летком приглушённо звенела кипучая жизнь.
- В погреб теперь нужно, - он осторожно поставил отяжелевшую ловушку на заднее сиденье своего «Дастера». – Пару часов подождём и достаточно.
Из погреба тянет сыростью и заплесневелой горечью, поднимается в тёплый воздух из земляной глубины холодный и слабый поток, быстро растворяющийся в летнем накалённом просторе. Пчёлы, чуть притихнув, остаются в кромешной темноте, настороженно чувствуя, как холод обволакивает фанерные стены их нового жилья.
Летний вечер скоро истаи-вает. Совсем недавно ярко алеющее солнце уже скрывает свой бок за россыпью дальних берёз, перемешанных с низкими кустами верб и вётел. В чёрной глубине чащи вскрикивают ночные птицы, шелестят упругими крылами. Владимир Анатольевич, плавно обступая раскрытый улей, опускает в его ещё холодное и пустое нутро вощину и сушь. В голубоватой темноте треском по старым пересохшим сучьям отдаются его шаги. Из прохладной травы поднялся крупный комар, назойливо утыкаясь в глаза и рот, тонко запищал. Суховей, облизав вершины дерев, стих. Наступила та оглохшая в летний день пора, когда день, где-то встретившись с ночью, ещё обливает дали молочными пятнами.
Владимир Анатольевич разжёг дымарь, пустил клубы сизого горьковатого дыма, прикрыл готовый к заселению улей положком, опустился на порожний из-под рамок ящик.
- Зачем пчеле сидеть в погребе?
Спугнув с серого в сумерках лица комара, Владимир Анатольевич помолчал:
- Пчёлы, улетая из улья, берут с собой запас корма для дальнего расстояния. Если пчелу убрать в прохладное место, ей для согрева потребуется много пищи. Тогда они и весь корм израсходуют. А после, если их на новое место переселить, они уже примутся своё жилище обустраивать, больше не слетят.
В разговоре о пчёлах у Владимира Анатольевича всегда прослеживается особая теплота, та, с которой любящий хозяин говорит о своём домашнем звере, будь то собака или кошка.
- Вообще, удивительные это создания. К примеру, - продолжает он, - могут безошибочно определить, в каком теперь месте по отношению к земле находится солнце. Но вот один недостаток: пчела – единственное создание, которое кусает своего хозяина. В принципе, сердиться на них не нужно. Здесь дело в их нервной системе. Пчёлы очень подвержены раздражению, если ничем не заняты. Вот, к примеру, если улья стоят возле гречишных полей, то нужно знать, что эта культура выделяет нектар только в первой половине дня. Если же наведаться к пчеле после обеда, то встретишь злых домочадцев, которые остались без объекта работы.
После, когда закатная полоса совсем погасла, Владимир Анатольевич вынул из холодного погреба притихших пчёл. Тяжёлым шаром они слетели в новое пристанище, приглушённо загудели. Вскоре их шум скрылся под тяжёлой крышкой улья.
Через дорогу, минуя в два затяжных скачка просохшие колеи, промчался пугливый заяц, потонул в густой заросли таволожки и шиповника. Дымарь, еще недавно раздувающий меха, чтоб выпустить со свистом густые горькие клубы, теперь притих, остужая горячий закопчённый бок. Владимир Анатольевич, собрав в ящик инвентарь, не спеша побрёл к машине, в темноте оступаясь в глубоких рытвинах, скрывающихся в густой траве. Уже после, уложив ящик в багажник, вернулся к ульям, медленно перекрестил напоследок.
- Зачем их крестить?
- Пчёлы – божьи создания. Их обязательно нужно крестить.
- Говорят, они только грешников кусают, - вдруг вспомнила я фразу, где-то вычитанную мной.
Владимир Анатольевич промолчал, лишь рассмеявшись в ответ, о чём-то уже зная наперёд.
Вскоре состоится моё первое «боевое крещение» - пчёлы всё-таки засадят в меня пару острых жал. Впрочем, нет среди нас такого человека, которого бы не ужалила пчела.
В. Сорокина,
студентка журфака КГУ,
с. Каминское.
Комментарии